Афанасий Коптелов - Дни и годы[Из книги воспоминаний]
Наша газета явилась также стартовой площадкой для одного комсомольца примечательной для начала двадцатых годов судьбы. Это был Анатолий Николаевич Шилов, невысокий здоровяк с румяными будто раскаленными щеками. Одновременно с партизанами, знатоками Алтайских гор, он, член уездного комитета комсомола, был включен в отборный отряд частей особого назначения (ЧОН) под командованием барнаульского жестянщика Ивана Долгих. В составе отряда юный чоновец совершил легендарный зимний бросок через Теректинский хребет, по трудности превосходящий всемирно известный переход Суворова через Альпы.
Я знал Ивана Ивановича, бывал у него дома, когда он ведал северными поселками, созданными в годы ликвидации кулачества как класса. А во время первой сибирской альпиниады на Белуху я больше месяца жил в его командирской палатке. Он был гренадерского роста, весил сто семь килограммов. Глаза у него были крупными, по-охотничьи зоркими, нос с горбинкой. Нрав крутой и непреклонный. Зимой он носил серую каракулевую папаху, заломленную к затылку, летом — армейскую фуражку. В 1918 году, присоединившись в Барнауле к кузбассовскому красногвардейскому отряду Петра Сухова, он с боями прошел по всему Алтаю до северного подножия Белухи. За деревней Тюнгур отряд погиб в ущелье реки Катунь, где оказалась белогвардейская засада с пулеметами. Иван Иванович чудом уцелел. Скитаясь по Теректинскому хребту, огибающему с севера Уймонскую долину, он узнал все особенностях гор.
В 1921 году банда подъесаула Кайгородова, укрывавшаяся в Монголии, вторглась на Алтай, перерезала Чуйский тракт. У Телецкого озера к Кайгородову присоединились две банды. Набрав силу, бандиты двинулись в западные волости Горного Алтая, заняли все пути-дороги и даже стали угрожать Бийску. Кавалерийские части, незнакомые с горными условиями, в боях с бандитами несли большие потери. Вот тогда-то и был сформиро¬ван истребительный отряд Ивана Долгих.
Уймонскую долину, окруженную снежными хребтами, Кайгородов считал своей неприступной крепостью. Туда веди только два прохода: со стороны устья Чуи — ущелье, в котором погиб отряд Сухова, со стороны Усть-Кана — Коксинское ущелье, еще более опасное для наступающих частей. Штаб Кайгородова расположился в центре долины, в деревне Катанда. Бандиты чувствовали себя, как за каменными стенами.
В марте 1922 года сводный чоновский отряд Ивана Долгих двинулся на юг по Чуйскому тракту. На перевале Чике-Таман Иван Иванович сломал на пакете сургучные печати и достал приказ: сводному отряду поручается разгром кайгородовцев. Командир глянул вниз на обширную долину, «которая, — писал он в хранящихся у меня воспоминаниях, — накануне стала могилой двух батальонов 185 полка. Спаслось лишь несколько отставших красноармейцев. Командир полка застрелился».
Вернувшиеся разведчики доложили, что теперь в долине бандитов нет. Значит, ушли по катунской тропе в свое уймонское гнездо. И с такой уверенностью в недосягаемости, что даже не оставили заслона.
Чоновцы спустились в поселки, расположенные по тесной долине Катуни, стали запасаться вареным мясом. Командир собрал старых охотников, которых Кайгородов — по их возрасту — не смог мобилизовать в свою банду. Все сказали, что в это время года Теректинский хребет непроходим. Но выбора не было, и Долгих приказал выступать в поход по снежной целине.
Известно, что Суворов вел свою армию через Альпы все же по населенной местности, по древним, хотя и трудным, дорогам. Чоновцы проламывались к подножию хребта по двухметровой снежной толще, где не было даже звериных троп. Через двое суток опустели переметные сумы: иссякли запасы мяса, гибли лошади, оставшиеся без овса. Истощенных коней прирезывали на шашлык. Появились маловеры, возник ропот, и командир был вынужден объявить по цепи: «За панику — расстрел на месте». Он-то знал — обратного пути нет. Если бы кто-то посмел вернуться, погиб бы в снегах от истощения и морозов, навалившихся на этот край. Только — вперед. И не погибнуть в снегах, а за перевалом истребить врага, если он не сдастся в плен.
А на перевале — того труднее. Крутой спуск оледенел. К тому же, кружилась вьюга, закрывая все внизу. Старик-охотник, взятый в проводники, сказал: «В других местах еще хуже. Не приведи бог!»
— Без бога спустимся, — отмахнулся от него Долгих и повернулся к чоновцам. — Ну, кто не робкий? Вперед!
Отчаянно смелых вблизи не оказалось, и командиру пришлось расстегнуть кобуру нагана:
— Считаю до трех. Раз, два…
Командир одного подразделения крикнул своим:
— За мной, мужики! — Нахлобучил папаху на глаза и, дернув коня за собой, покатился во мглу.
А ниже — второй спуск, тоже оледенелый. И таких спусков оказалось девять. Считать покалеченных было некогда. Скорей — вниз!
У выхода в долину — заимка. Там устроили поверку. На спусках «потеряли двух человек зашибленными» записал позднее командир в своем донесении.
Среди ночи отряд построили, и на уцелевших конях ринулись на Катанду.
В деревню ворвались до рассвета. Бандиты еще спали в теплых домах…
Помощник главнокомандующего войсками Сибири Петин отметит в приказе:
«10-го апреля истреботряды под общей командой Долгих, совершив поистине суворовский сорокаверстный переход через Теректинский хребет при глубине снега в три аршина, потеряв при подъемах и спусках 157 лошадей… внезапным ударом захватили в деревне Катанда весь бандитский гарнизон, в том числе самого Кайгородова и его штаб. За разгром основного ядра Кайгородова т. Долгих награждается орденом Красного Знамени».
Комсомольцу Шилову посчастливилось: он оказался в числе ворвавшихся в Катанду.
— Бандиты выскакивают в одних рубахах, а мы их, как зайцев, — рассказывал мне Анатолий. — Раз, да раз. По всем улицам уложили. И без потерь. Главарь тоже выскочил во двор. Увидел, что штаб окружен, и — обратно в дом. Там нырнул в подполье. Успел глотнуть какого-то яда. Его вытащили оттуда за черные вихры, и Иван Иванович отрубил ему голову… Что с ней делать? Ведь народ в горах считал Кайгородова неуловимым. Убили? Не поверят. А легенду о его непобедимости нужно развеять. Необходимо доказательство. И командир решил отправить голову в Барнаул…
Героический поход Долгих ждал художников слова и кисти. Первым отозвался талантливый живописец, знаток Алтая Иван Иванович Тютиков. Он запечатлел на полотне трагический момент первого спуска, когда командир был вынужден считать до трех. В тридцатые годы детская писательница Клеопатра Гайлит, жена командующего войсками Сибирского военного округа Яна Гайлита, написала для детей повесть об этом беспримерном походе. Тогда же Владимир Зазубрин опубликовал в «Новом мире» первую книгу романа «Горы» и в нем вывел Кайгородова под фамилией Огородова. Между прочим, написал и о том, что голову бандита везли по горным деревням. Это встретило резкую критику. Помнится, Федор Панферов писал в центральной прессе, что такое могло быть только во времена Тамерлана. А вот у Горького эпизод с головой бандита не вызывал сомнения. После прочтения корректуры романа «Горы» с критическими замечаниями на полях Алексей Максимович обратился к начальнику Главлита Борису Волину: «Очень прошу Вас оставить на 15-й стр. сцену с головой бандита, как чрезвычайно ценную эпическую деталь». «Роман же этот, — продолжал Горький, я ценю весьма высоко… вместе с книгой Шолохова это — весьма удачный шаг вперед нашей литературы».